Я Сталина видел вблизи

... глава из мемуаров отца «Зарубки на сердце»

14 февраля 1950 года в Москве был подписан договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи между СССР и КНР.

В тот же день китайское посольство устроило в гостинице «Метрополь» большой приём по этому случаю. Двумя днями раньше в честь китайской делегации состоялся приём в Кремле. Сталин на нём отсутствовал, и не думалось, что он приедет в «Метрополь»: известна была его неприязнь к Мао Цзэдуну.

В Союз писателей СССР приглашения на приём привёз советник по делам культуры китайского посольства Гэ Баоцюань — человек сравнительно молодой, большой знаток русской классической и советской литературы. В «Метрополь» я поехал вместе с Сергеем Михалковым и Борисом Полевым. Мы поздоровались с китайской делегацией — а в ней было человек двадцать пять, — и я подошёл к Гэ Баоцюаню, стоявшему невдалеке от Мао Цзэдуна. У нас завязался обычный разговор.

И вдруг всё замерло: в зале появились Сталин, другие члены Политбюро. Сталин подошёл к Мао Цзэдуну, поздоровался и встал рядом. Получилось так, что я оказался между ними, буквально вплотную. Деться мне было некуда: сзади — стена. Овация гремела минут семь, и я смог разглядеть Сталина, что называется, с головы до пят.

Полусогбенный старик с заложенными назад руками. Роста ниже среднего. Впервые после войны расстался с маршальским мундиром и явился в традиционном, довоенных лет коричневом полуфренче, с брюками в голенищах полусапожек. Поразила его бледность. Про таких говорят: «Бледный, как полотно». В данном случае точнее не скажешь — ни одной кровинки в лице. Мигом вспомнилось определение из книги Е. Тарле «Наполеон»: все великие люди были бледными; таким был и Наполеон.

Мало сказать, что Сталин был сед. Всякая седина имеет оттенки. Но усы Сталина и его брови напоминали приклеенные кусочки белоснежной ваты. Таким же был тонкий венчик волос, обрамлявший лицо. Огромная лысина... Левый глаз почти полностью закрыт — последствие болезни.

Члены Политбюро вместе с китайской делегацией направились в дальний зал. В четырёх холлах «Метрополя» было более семисот человек, но тишина стояла абсолютная, когда Сталин произнёс тост за дружбу советского и китайского народов. Таков же был смысл тоста, предложенного Мао Цзэдуном.

Было ещё двенадцать тостов, и все провозгласил Чжоу Эньлай. Не без коварства. Провокационно прозвучал его тост: «За Ворошилова, чьё имя в Китае самое популярное»...

Китайцы настаивали:

• — Ганьбэй! (До дна!)

И Сталин каждый раз осушал свой довольно-таки большой фужер. Бледное лицо его постепенно покрывалось румянцем. Он беспрерывно курил: только положит в пепельницу мундштук выкуренной папиросы — тут же достаёт из коробки другую, а адъютант подносит зажжённую спичку.

Заметив возвышавшегося над всеми Сергея Михалкова, Сталин пошутил:

• — Взгляните на Михалкова! На нас он смотрит, как на детишек.

Уже был тост за члена Политбюро А. А. Андреева, и вдруг опять прозвучала эта фамилия: Чжоу Эньлай приметил в дальнем зале киноартиста Бориса Андреева. За него Чжоу Эньлай и провозгласил очередной тост.

Андреев, как известно, сыграл роль советского солдата в фильме «Падение Берлина», где он встречается и разговаривает со Сталиным. Эту кинокартину накануне показали китайской делегации, вот за солдата-артиста и прозвучал новый тост.

Сталин жестом пригласил артиста к столу президиума. Тот, естественно, был в штатском, но прошествовал чётким строевым шагом и протянул свой бокал. Сталин быстро поднялся, наполнил его из своей бутылки и добродушно заметил:

• — А мы ведь с вами давно знакомы — с падения Берлина. — И опять выпил до дна.

Что же он пил? Ведь он очень болен. Неужели в его фужере вино?..

В конце вечера я спросил Бориса Андреева:

• — Вам налили лимонад?
• — Лимонад?!. Такого вина я в жизни не пробовал.

… Много я был наслышан о простом образе жизни Сталина. Человек — скромнейший из скромных! Чего стоит такая деталь, почёрпнутая из книги Анри Барбюса о Сталине: небольшая трёхкомнатная квартира в Кремле, обстановка — самая непритязательная; у сына даже не было кроватки, спал на сундуке...

Ничего из даров, которые Сталину приходилось принимать, он никогда не оставлял себе — всё, до мелочи, сдавал в государственные фонды. Так же, как гонорары за печатные труды — они перечислялись до последней копейки в партийную кассу.

Тридцать лет И. В. Сталин руководил нашим государством. Не жаловал тех, кто предлагал даже по очень вескому поводу наградить его орденом. У него были Золотые звезды Героя социалистического труда и Героя Советского Союза, но он никогда не носил их вместе — только по очереди, а чаще всего появлялся вообще без них.

До войны сын Иосифа Виссарионовича учился в Качинской школе военных лётчиков. Нам, сотрудникам журнала «Самолёт», рассказывали, как Сталин взыскивал с её начальника, когда узнавал, что Василию пытаются создать тепличные условия.

Летом 1937 года Иосиф Виссарионович пригласил к себе на дачу Чкалова, Байдукова и Белякова, завершивших блестящий перелёт Москва-Ванкувер (США). Чкалов упросил радушного хозяина рассказать о детстве, о первых годах революционной деятельности. Вот краткий и весьма приблизительный пересказ сталинских воспоминаний:

«Как-то за революционную деятельность меня уже не впервые сослали в Сибирь, в медвежий уголок. До ближайшей станции железной дороги — сотни вёрст. Дела партии требовали, чтобы я был в Питере. Бежать! А на дворе — лютая стужа. Требовался надёжный возница — от него зависел успех побега. В избу привели разудалого молодца — он служил ямщиком на почтовом тракте. Лицо красное, обветренное от водки и сибирских ветров. «Доставлю по первому сорту. Условия простые: на большой станции — аршин водки, на малой — пол-аршина». Спрашиваю: что означают аршин и пол-аршина? «Две бутылки составляют ровнёхонько аршин, одна бутылка — пол-аршина. В хозяйстве ими всё вымеряем». На меня надели тёплую шубу и длиннющий тулуп. Ямщик укрыл сеном, а сверху уложил почтовые сумки. Я мёрз, а мой возница — хоть бы хны. Даже мороз в сорок градусов ему не страшен. Тулупчик нараспашку, голая грудь открыта лютым ветрам. Всю дорогу горланил песни. Уговор мы выполняли твёрдо: он на каждой станции получал свои аршины и пол-аршины, пил, но не хмелел — настолько был проспиртован. Я же чувствовал себя в безопасности — знал, что забубённая головушка зорко высматривает дорогу, нет ли чего подозрительного. Пристав не скоро хватился побега — наверное, не раньше моего прибытия в столицу».

От людей знающих, авторитетных часто слышал: Иосиф Виссарионович много, очень много читал. В том числе он был в курсе всего нового, что создавали советские писатели. Известные наши литераторы, заседавшие в комитете по присуждению государственных премий, поражались: Сталин знал всё до мелочей, его суждения по любому произведению были глубоки и значительны.

Не секрет, что Сталин был блестящим автором, тонким стилистом. Разве походит стиль таких его работ, как «Марксизм и национальный вопрос», «Вопросы ленинизма», на что-либо другое? А его статьи, доклады?.. Его необыкновенное умение самую сложную мысль изложить предельно ясно и чётко? Но мало кто слышал, что юный Иосиф Джугашвили был известен как даровитый лирический поэт. Стихи восемнадцатилетнего Джугашвили печатались даже в хрестоматиях. Сталин, впрочем, об этом никогда никому не говорил — не любил предаваться воспоминаниям. А если что и вспоминал, то запрещал публикацию.

---

Предлагаем посмотреть другие страницы сайта:
← Стрикулисты и продувные бестии | Столетие Великой Октябрьской Социалистической революции →